Тирмен - Страница 34

– Сейчас отдавай, – сказал Данька. – Немедленно.

И слегка катнул лысого Гришу назад, на роликах, целясь в мягкое пузо.

– Да нет проблем! – с отчаянием выкрикнул Гадюка, пятясь в коридор. На носу у него выступили капельки пота. Данька никогда не видел раньше, чтоб у человека от страха потел нос. – Уже несу! Мама, выпейте корвалола! У вас сердце, мама!

– А у нас, значит, сердца нет! – вдруг закричал отец, грозя кулаком из-за Данькиного плеча. – Мы без сердца! И без получки! И без трудовой! Ну да, мы – быдло, нас обуть – святое дело… Трепло ты, Григорий Яковлевич! Сволочь и трепло! У меня связи, у меня все схвачено… За косой хрен у тебя все схвачено!..

Капелька слюны попала Даньке в ухо. Это не было неприятно. Напротив, отец, безобидный и смешной, когда кричал, ругался и тыкал кулаком в воздух, нравился ему куда больше, чем отец, который сулит «златые горы», хвастается юношескими занятиями боксом и унижается перед Гадюкиной мамашей.

Мамаша, кстати, сгинула, оставив дверь открытой.

Удрала пить корвалол.

6

Чай горчил. И заварен правильно, и настоян должное время, и вода не ржаво-водопроводная – с источника на Павловом поле. А все-таки полное не то.

Старик не без огорчения поставил на стол тяжелый подстаканник, рассудив, что дело в заварничке. Пора менять, хоть и жалко – маленький чайник был куплен в первый день работы Петра Леонидовича в его нынешней должности.

Ветеран!

– Ну, д-дядя Петя! – сидя напротив, ныл Не-Король Артур. – Н-не выгоняй, не надо. Ну, п-пожалуйста!

Обычно бравого и задиристого сержанта было не узнать. Внушительный синяк на левой щеке, забинтованное ухо, тоже левое, царапины на ладони. Ухо понять можно, а царапины откуда? Наряд, не вовремя встреченный по дороге из пивнухи «Три танкиста», имел при себе служебного кота?

Впрочем, загадочные царапины – не главное, и не в них причина. Поначалу, после вызволения из узилища, «афганец» держался бодро, поминал непременное «педер сухте» и обещал вернуться в райотдел на БМД-1 с полным боекомплектом. Стало ясно: без должного вразумления не обойтись. Что и было исполнено, четко, быстро и результативно. Петр Леонидович отвез сменщика на место работы, налил чая – и объявил, что через две недели можно будет забирать трудовую книжку. Тут-то Артур и скис – всеконечно, до дрожи в голосе и подозрительного сопения носом.

– И к-куда пойду? Христа ради на водку п-просить? Или как т-твой К-канарис народ развлекать? Дядя Петя, б-бес попутал! Нервы у меня, сам знаешь, находит, п-психом ст-тановлюсь. Особенно если гадов в-всяких встречу, уродов. Но я… Я валерьянку пить ст-тану! Зарядку делать! А с бухлом завяжу, ей-б-богу! Н-не выгоняй!..

Петр Леонидович вновь поднес стакан к губам. Странное дело, чай словно образумился. Даже пить приятно. Помиловать заварничек ради такого случая, что ли?

– Зарядка – хорошо, – начал он, понимая, что каждое слово следует подбирать тщательно, будто патроны перед зачетной стрельбой. – И пить бросай, давно пора. Только, Артур Николаевич, не в том дело.

Впервые поименованный в тировых стенах с «ичем», отставной сержант побледнел. Тон был выбран подходящий, прокурору впору.

– Чего ты бузишь? Срываешься почему? А потому, Артур Николаевич, что ты, здоровый мужик, дела на руках не имеешь. Тирщик на полставки – это что, работа? Помнишь, когда я тебя на службу брал, о чем разговор шел? Оклемаешься – серьезным делом займешься. Будем считать, что нынешний инцидент – удачный повод. Устроиться я помогу. Не пропадешь, сержант, не в окружении.

Не-Король моргнул, схватил стакан и глотнул чая, не почувствовав вкуса. Сделал еще один глоток, поставил стакан, потер бинт, скрывающий пострадавшее ухо.

– Г-гонишь все-таки? Чем я с-серьезным займусь, дядя… П-петр Леонидович? Учиться поздно, г-голова не п-пашет, сам знаешь, д-дырявая она у меня. В охрану не пойду, с-сучья работа. В б-бандюки, что ли? Я чего за место д-держался, п-полы драил и ружья п-подносил? Стрелком хотел стать. Н-настоящим! К-как ты!

Теперь моргать довелось старику.

Артур подался вперед. Опасливо оглянулся, словно даже в этой маленькой каморке могли скрываться злокозненные «педер сухте».

– Н-не сдашь ты меня, дядя П-пе… Петр Леонидович. Не такой т-ты человек. Потому скажу, не п-побоюсь. Знаю я, что ты не просто в т-тире этом п-пенсию высиживаешь. И не в бункере д-дело: что тут т-тир, что там, м-мало разницы. Работа у т-тебя имеется – тайная, с-серьезная. Стрелок т-ты! Не к-киллер – выше, а как выше, и подумать боюсь. А чтобы п-поверил, скажу. Раньше вы, ст-трелки, «крышу» в городском с-совете имели. Отдел б-был, «Драй Эс» назывался. Позже вы на п-полную нелегалку ушли…

Старик дернул губами, надеясь, что густые усы не подведут: спрячут усмешку. Operta quae fuere, aperta sunt – если на совсем древнем арго. Все тайное рано или поздно становится явным.

Сектор, официально именовавшийся «Сектором сезонной статистики», они называли по-всякому, даже «Семеро Сукиных Сыновей». «Драй Эс» предложил он сам – в честь популярного чистящего средства. Маленький тюбик с зеленой полосой, «Производство Германской Демократической Республики»… Интересно, что сержант понимает под словом «стрелок»? Так они себя никогда не звали. Значит, о тирменах Артур не слышал.

Что не может не радовать.

– Стрелком стать хочешь, Артур Николаевич? – Старик уставился в стену поверх фотографии Настасьи Кински. – В высшую касту перейти?

– Д-да!

Артур вскочил – и замер, остановленный резким движением ладони.

– Садись, не мельтеши. Если честно, присматривался я к тебе. Но стрелок должен уметь стрелять…