Тирмен - Страница 71

– Буду. Если можно, «Пале-Рояль», – машинально ответил старик.

В ответ послышалось ироничное хмыканье.

Кондратьев слишком поздно вспомнил, что он во французской кухне «не слишком».

– Я ведь из-за чего озлился, Петр Леонидович. Не из-за «минус второго», чтоб его! Любка, гадина! Дома, мол, посижу, надоело! Я после «минус второго» домой поехал, а она – шасть! И знаете, куда? К вам, в тир, к Даниле вашему! Мне позвонили, доложили. Вначале я озверел. Обидно! Я ее из шалашовок поднял, а она на сопляка позарилась!.. Только не говорите, что ей пострелять приспичило!

– Не скажу.

Старик задумался. Потом резко поднял голову.

– Любовь Васильевна вас предавала? Обманывала? Когда-нибудь дала повод усомниться?

Ушастую интриганку защищать не хотелось. Пусть получает по полной, мадам Кали, не жалко! Ишь, удумала: к нашим мальчикам за нашей спиной клинья подбивать!..

Но, кроме Войны, Судьбы и Великой Дамы, была еще Справедливость.

– Вы с ней знакомы много лет. Она ведет ваши дела, вы ей доверяете. Она из-за вас жизнью рискует, между прочим. Почему надо думать о человеке плохо?

Зинченко шевельнул могучими плечами. Вроде как поежился от холода.

– Потому, что люди – сволочи! Чем я лучше? Любка мужика ищет, молодого и сильного, чтоб пригрел, дал и себя малолеткой почувствовать. Эх, Мурка, Маруся Климова! А на моем кусте одна почка, и та – траченая… Сами знаете! Сволочи – люди. Если не все, так десять на дюжину!

– Нет.

Петр Леонидович сказал это тихо-тихо, почти шепотом. Но и шепота хватило. Осекся растревоженный господин Зинченко, моргать начал. А как бросил моргать – углом рта дернул, прежде чем разговор продолжить:

– Правильная, вижу, ваша система, Петр Леонидович. Воспитали вас, как из бетона вылили! Так, поди, всю жизнь прожили? – честным, в кепке за рупь двадцать? Мне, между прочим, Люба ваш список послужной показывала. Извините, глянул, не удержался. Штирлиц, ей-богу! А что взамен? Бабки платят, крышуют? Не мало? Что еще? Поделитесь, а?

Темные глаза авторитета смотрели в упор.

Старик безмятежно улыбался. Что взамен? Не впервые спрашивают…

– Медицинская страховка. Сами на мой возраст намекали. А у меня в поликлинике даже карточки нет.

– Везет вам!.. – Авторитет поморщился, коснулся рукой спины. – Ноет, зараза! Эх, если бы по сто лет жизни давали! Или по сто двадцать. А что? Жил по понятиям, не ссучился – на тебе, дорогой человек, законный век с хвостиком. Ну, такое разве что в сказках бывает…

Сто двадцать лет жизни Петру Кондратьеву не обещали. О точной цифре речь не шла. Но медицинская карточка тирменам и впрямь не требовалась. Если бы не война! Сколько из выданного кредита пришлось спалить, не думая, не считая! – чтобы просто выжить… Война брала, не брезгуя. Нет, Кондратьев не жалел, а если и случалось, то совсем о другом.

Отдавать – несложно.

Поделиться куда труднее.

«А что взамен, тирмен, тирмен?..»

3

Стук в наружную дверь «нулевки» раздался, когда он, выключив и заперев все «минуса», собрался уходить. Открывая, Данька не спросил: «Кто там?» Стучали вежливо, но настойчиво. Пьяный дебошир или компания юных гопников колотят в дверь иначе. Да и кто станет шляться по парку и ломиться в тир в пять утра?

Значит, клиент. Смена продолжается, тирмен.

– Добрый… доброе утро, Даниил Романович.

– Здравствуйте, Любовь Васильевна. Проходите.

К визитам Калинецкой он привык. Иногда Любовь Васильевна объявлялась вместе с Зинченко, иногда – сама по себе, как кошка из мультика. Калинецкая ему нравилась. Пальцы не гнет, хотя могла бы, всегда тебе и «спасибо», и «пожалуйста», и «будьте любезны». Единственная к Даньке на «вы» и по имени-отчеству обращается, хотя вдвое старше. В ее возрасте, кстати, вполне еще привлекательная женщина! Хотя уши ее портят. Торчат лопастями. Она это знает и прическу носит соответствующую.

А стреляет – дай бог иному мужику! В январе затеяла с ним соревноваться. Данька ее, конечно, обставил, но на разгром это дело никак не походило. Он, между прочим, мастерский норматив спокойно выбивает. Значит, Любовь Васильевна минимум на КМСа тянет.

И чего ее Петр Леонидович недолюбливает? Характерами не сошлись?

Бывает…

– Вы пострелять? Я уже все запер, но ничего, сейчас открою. Мне не трудно. Что вам сегодня?

– Спасибо, я так. В гости зашла. Чайком угостите?

– Конечно! Одну минутку, я чайник поставлю… Заходите. Здесь тесновато, но на двоих места хватит.

Недоумевая, отчего бы это Калинецкой вздумалось попить чаю ни свет ни заря в компании молодого тирщика, Данька проверил, есть ли в электрочайнике вода. Нажал кнопку «Пуск», сыпанул в железный заварничек добрую горсть черного «Дарджилинга». Дядя Петя современные ароматизированные чаи звал «одеколоном», предпочитая натуральный продукт из братской Индии, без эстетских вытребенек.

– Сейчас закипит.

– Если не возражаете, я закурю.

– Да, конечно…

Он придвинул даме закопченную жестяную банку, выполнявшую роль пепельницы, когда на улице было холодно и дядя Петя ленился ходить наружу на перекур.

– Сами по-прежнему не курите, Даниил Романович?

– Ну, не то чтобы… Балуюсь изредка.

Любовь Васильевна протянула ему открытый портсигар. Там в ряд лежали тонкие коричневые сигарилло. Различать сигареты, сигары и сигарилло Даньку научила некурящая Валерия Мохович, мечта Конана-варвара. Чтоб в приличном обществе не опозорился.

В памяти всплыла сцена семилетней давности:

«…Курить будешь?.. Любимые сигареты колумбийской мафии!..»

На миг Данька испытал острое чувство дежа вю. Все это с ним уже было! Не важно, что Калинецкая ничем не похожа на Жирного, что сам он другой, взрослый, что нисколько не боится собеседницы (правда? а не врешь?..), что они в тире, где он – хозяин, а не в школьном туалете…