Тирмен - Страница 82

«В тоскливом чаянье, без бунта, без дерзанья, чем тек быстрей песок в клепсидре роковой, тем злее было мне и тягостней терзанье…» – откликнулась послушная память. Кондратьев оглянулся и ничего не увидел. Одни скалы вокруг, чтоб им провалиться до оливинового пояса! Но он знал: рядом, совсем рядом Та, которую звала Лена, дочь репрессированного командарма. Детдом, война, смерть – все, что ей досталось на этом свете. «…И сердцем рвался я покинуть мир родной…»

– Не надо, – повторил он. – Ты будешь жить! Мы оба выживем. Война кончилась, уедем куда-нибудь в Ташкент!..

Лена не ответила, зажмурившись. Только губы до сих пор шевелились. Лейтенант не услышал, скорее угадал:

– Я жаждал, как дитя, скорей увидеть пьесу,
И ненавидел я мешавшую завесу,
Но наконец возник студеной правды мрак…

Сержант-радист не верила в бога. И бессмертие души не признавала. Как-то сказала, что человек – вроде электрической лампочки. Испортилась – выбросили. А то, что свет в пространстве фотонами блуждает, не утешение.

Хотел Кондратьев возразить и не смог. О чем расскажешь? О фотографиях среди летней листвы? «И мирно умер я, объят зарей холодной. И больше ничего? Да как же это так? Поднялся занавес, а я все ждал бесплодно… J’*!*й*!*tais mort sans surprise, et la terrible aurore m’enveloppait…».

Он лег к пулемету.

9

К Данькиной повестке Петр Леонидович отнесся спокойно, чтоб не сказать, равнодушно. Прочитал, топорща усы, как читают для проформы хорошо знакомый текст, скомкал в руке и сунул в карман пиджака.

– Рутина. Что, тирмен, съездим, отработаем усиленный паек?

Глядя на улыбающегося дядю Петю, Данька задним числом обругал себя за расшатавшиеся нервы. Недопустимая вещь для стрелка. Ну, послали в командировку. Сделаем, что надо, и вернемся. Давно пора было. А то все грамотами отделывались…

Два года назад, когда его зарплата стала вызывать у отца подозрительную радость, а у матери – радостные подозрения и оба начали приставать с вопросами, как в парковом тире можно заработать такие приличные деньги, не влезая в криминал, он, в свою очередь, спросил у Петра Леонидовича: как объяснить родителям высокие ставки? А заодно и полезные знакомства, редкие визитки, особые телефоны в записной книжке мобильника…

Решение оказалось самым простым. Через неделю Даньке передали пакет, где лежала грамота от мэрии на его имя. В деревянной рамочке под стеклом: герб города, золотое фольгирование, подпись мэра… Все чин-чинарем. В грамоте Даниилу Архангельскому выражалась благодарность за помощь в проведении стрелкового турнира «23-е августа», посвященного годовщине освобождения города от немецко-фашистских захватчиков. Кажется, по предъявлении такой грамоты разрешалось даже бесплатно ездить в трамваях и троллейбусах.

Второй пришла грамота от университета МВД, за подписью проректора, генерала-лейтенанта Карамышева. Руководство университета благодарило работника городского тира № 6 Архангельского Д.Р. за техническую помощь в проведении зачетов по стрельбе из табельного оружия.

Третьей грамотой разродилась областная администрация. За благоустройство стрельбищ в районе Печенежского водохранилища. После этого Данька перестал считать грамоты (общество охотников, федерация пейнтбола, штаб резервистов на учениях сил территориальной обороны…), а родители перестали задавать лишние вопросы. Сын – крупный специалист по стрелковому делу. Все нуждаются в его консультациях. В очередь становятся. Ну и платят, не скупясь: это само собой разумеется.

Стыдно маме сказать, что сегодня у сына – первая настоящая командировка.

Идею пройтись пешком дядя Петя отверг. Спросил зачем-то, читал ли молодой тирмен «Графа Монте-Кристо». Нет, устройство винтовки Флобера, она же «монтекристо», нас не интересует. И фильм с Жаном Маре, а потом с Виктором Авиловым, и еще сериал с Жераром Депардье тоже не в счет. Как с книгой? – переплет, страницы, буквы… Выяснив, что книги «обалдуй» не читал, старик с укоризной насупил густые брови и побрел нога за ногу к остановке троллейбуса.

Данька плелся следом, в уме давая клятву: вместе с Библией купить полное собрание сочинений Дюма и прочесть от корки до корки.

– А нам с собой ничего брать не надо?

– Ничего. Руки на месте, голова на плечах. Хватит. Говорю ж: рутина…

На полупустой «двойке» они доехали до метро «Университет» за пять минут. Дальше все-таки прошлись пешком. Веселый маршрут, весенний: от парка до сада, от памятника до монумента. От пролетарского писателя Горького до народного поэта-кобзаря Шевченко. Впрочем, если рядом с пролетарским писателем гуляли большей частью молодые мамочки с детишками, то к подножию кобзаря возлагали цветы пожилые дядьки в «вышиванках», с вислыми, ниже подбородка, усами. Вокруг дядек танцевали не менее пожилые девушки с лентами. Ага, еще два казака в шароварах.

Что здесь забыли два крупных специалиста по стрелковому делу, Данька не знал.

Казаков отстреливать будем, что ли?

– Манизер, – сказал дядя Петя.

Данька опять не понял, чувствуя себя преступным идиотом.

– «Маузер»?

– Манизер, бестолковщина. Матвей Манизер, скульптор. Создал этот памятник. Заодно снял ряд посмертных масок с великих людей: от Александра Блока до Иосифа Сталина. Считал посмертную маску наилучшим материалом для скульптора.

И без паузы, внезапно, с пугающей обыденностью:

– Сектор чуешь?

Сперва Данька хотел ответить, что не знает такого скульптора, как Сектор. Пошутить, значит. Но шутка застряла в горле. Потому что он действительно почуял сектор. Словно перед стрельбой, когда ты заранее прикидываешь дистанцию и убойные возможности своего оружия, автомат это, пистолет или винтовка, и если винтовка, то какая именно…